В руках у Нанаса был автомат, как и у многих других, хотя кое-где виднелись арбалеты и даже топоры и пики. «Надо же, дикарю автомат не пожалели!» — подумал юноша, но объяснение тут же выплыло откуда-то само: автомат ему дали из-за раненой руки; тетиву арбалета ею было бы не натянуть, а орудовать тяжелым топором — тем более. И память будто прорвало. Теперь он с удивительной отчетливостью, словно увидел все со стороны, вспомнил, как маленькая Надина фигурка скрылась в воротах периметра. Как он бросился следом за ней, скуля, будто раненый пес. Как метался по коридорам в поисках своей любимой, но так и не нашел ее. Вспомнил и то, как орал на него Сошин: «Ты не дослушал, идиот! Я приказал только ранить старика, а не убивать его!», как сам он умолял Далистянца дать ему оружие, чтобы в одиночку пойти крушить варваров в дикой надежде найти свою смерть и только так наконец успокоиться…
Вспомнив все это, он сначала почувствовал жгучий стыд. А потом… Потом на него снова обрушились мысли — все те же самые, из-за которых, собственно, и образовывались у него в этот проклятый день провалы в памяти. И все эти мысли, по сути, сводились к двум вещам: во-первых, правильно сказал Гор: он везде и для всех был чужим, у него нигде больше не было, да, наверное, уже и не будет дома. Во-вторых же, все в мире людей замешено на подлости, предательстве и лжи. Он вырос во лжи, когда его и всех соплеменников-саамов обманывал насчет окружающей действительности нойд Силадан. С помощью лжи отправил его в далекое Видяево «небесный дух» Семен Будин. Ложью купил его доверие сосед по комнате Костя Парсыкин, и той же коварной ложью заманил в логово варваров мэр Сафонов. А потом солгали и заставили солгать его самого Ярчук с Сошиным, подставив этим под пули старика Гора… Все лгали всем, все предавали всех: друзья — друзей, сыновья — отцов, любимые — любимых… Да-да, любимых!.. Ведь он сам предал свою любимую! Что из того, что в конце концов он все же признался ей? Все равно он лжец и предатель! И чем же тогда он лучше всех остальных? Какое имеет право судить их, если и сам точно такой же?.. Только вот Надя… Пожалуй, только она никого не предавала и никому не лгала… Если, конечно, ее слова о любви к Нанасу — правда. Впрочем, сейчас, конечно, уже не любит… А он? Сам-то он любит Надю?.. «Только не ври опять! — едва не крикнул он вслух. — Не ври самому себе!..» Но врать не пришлось. Ответ пришел сразу, и его не нужно было выдумывать. «Люблю! — вновь чуть не завопил он. — Конечно люблю! Ведь только из-за нее, только из-за этого…»
Да, это и впрямь было истинной правдой. Только из-за Нади он сюда и вернулся, только поэтому и сидел сейчас среди других бойцов в ожидании начала атаки. Варвары хотят разрушить мир, в котором живет его любимая. А значит, его долг — не дать им этого сделать. Он будет убивать врагов до тех нор, пока сам будет в состоянии дышать и двигаться. А потом можно и умереть. Даже хорошо бы. Пусть он и не купит своей смертью Надиного прощения, но, во всяком случае, не будет больше страдать под этим невыносимым грузом вины. В конце концов, тогда он не будет жить без нее, потому что жить без нее просто не сможет… Так что — скорее в атаку! Ну, где же команда наступать? Чего они ждут?..
О том, что варвары все-таки двинулись в сторону КАЭС, наблюдатели доложили, когда еще только-только начинало смеркаться. Все имеющиеся силы тут же были приведены в боевую готовность. Следовало дождаться, когда вражеские полчища в панике ринутся назад, и ударить по ним всей мощью центрального и северного периметров, усиленной прибывшими охранниками станции. Бойцы же южного сектора должны были создать собою широкий заслон, не давая врагу разбежаться по лесам или ускользнуть в сторону Кандалакши. По сути, варваров собирались окружить и полностью уничтожить. Пленных было приказано не брать.
И вот, наконец, когда над Полярными Зорями опять опустилась ночь, расцвеченная, как и сутки назад, зелено-розовыми языками северного сияния, прозвучала команда: «Вперед!»
В тот же миг Нанас перестал быть самим собой. Он и на самом деле стал сейчас дикарем, таким же варваром, как и те, с кем он сражался. Патроны в автомате кончились почти сразу, и хитроумное оружие, результат человеческого гения, превратилось в его руках в примитивную первобытную дубину. Забыв про боль в раненой руке, взбешенный саам крушил ею врагов налево и направо, издавая при этом те же самые вопли, что звучали здесь, наверное, еще многие тысячелетия назад, во время схваток враждующих племен кроманьонцев.
Дикарями сейчас были все — и варвары, и защитники города. Война никого не делает цивилизованным, а уж тем более такая, когда к середине ночи у всех уже кончились патроны, — жестокая рукопашная сеча.
Да, варвары были деморализованы и дико напуганы обрушившимся на них возле КАЭС «ментальным шквалом». Но этот ужас сделал их совершенно невменяемыми, им больше нечего было ни бояться, ни терять.
Кровь лилась бы рекой, не впитывай ее тут же быстро тающий, исходящий морозным, подсвеченным зеленым и розовым паром снег. Казалось, на место схватки обрушился теплый весенний дождь — так быстро он таял вокруг. Вот только воды этого теплого, почти горячего дождя падали не с неба, и были они черными, и пахли смертью…
В какой-то момент Нанас понял, что машет автоматом и зажатым в левой руке ножом напрасно. Вокруг него никого не было. Не было живых… Ни варваров, ни защитников города. Два бездыханных тела в звериных шкурах темнели возле его ног — и все. Вероятно, в пылу драки, догоняя врагов, он углубился далеко в лес. Ну что ж, всполохи северного сияния давали достаточно света, чтобы вернуться по своим же следам.