Покрутившись на месте, парень сообразил, в каком направлении ему нужно идти, и уверенно зашагал к своей новой цели.
Почему-то ему казалось, что идти до снегохода не очень далеко. На самом же деле шагать пришлось довольно долго. На память Нанас не жаловался — она подвести не могла; он был уверен, что идет правильно. Другое дело, что в прошлый раз он не шел, а ехал в прицепленных к снегоходу волокушах, да и состояние его после встречи с большеногим гигантом было тогда не самым лучшим. Какие-то моменты могли выпасть из памяти, поэтому путь и показался короче, чем он есть на самом деле.
Ходить пешком Нанас привык, и даже любил идти вот так, налегке, вдыхая вкусный морозный воздух и размышляя о чем-нибудь приятном. Только сейчас его мысли были весьма далеки от какой бы то ни было приятности. Гадкие это были мысли, омерзительные и тяжелые. Настолько тяжелые, что беглец почти наяву ощущал их гнетущий груз, невольно заставляющий сгибать спину и напрягать плечи.
Казалось бы, о чем тут еще думать? И для варваров, и для полярнозорненцев Нанас теперь был врагом. Даже если саам и захотел бы доказать жителям города свою невиновность, то попросту не успел бы этого сделать — его бы наверняка пристрелили охранники, появись он возле стены. Да и это у него вряд ли бы получилось — воины Шеки перехватили бы его и прекрасная дикарка вряд ли стала бы второй раз дарить ему жизнь.
Юноша вспомнил, что, возможно, именно в эти мгновения решается исход битвы между защитниками периметра и варварами и совершенно неясно, чем завершится дело. Может, дикари, получив хорошую трепку, все-таки уберутся от города?.. Тогда у него появится шанс, что охранники на радостях и не убьют его сразу и он сумеет оправдаться… Но почему-то он все же был уверен, что легкой победы не получится. Наоборот, потеряв много людей, противники озлобятся друг на друга еще сильнее и ни о каком перемирии больше не сможет идти речи. И те, и другие будут стоять до конца, до самого последнего человека.
Нанаса обожгло мыслью, что среди этих людей находится сейчас и Надя. Его любимая!.. Подумав так, парень тут же почувствовал в горле ком жгучей горечи. Любимая?.. Которую он предал, которой изменил так легко и так сладостно?.. Имеет ли он теперь право думать так об этой девушке? Он, бесполезный, ничтожный человечишко, которого оказалось так легко обмануть, напугать, соблазнить?!.. Нанас ощутил вдруг такое презрение, такую ненависть к себе, что рука невольно потянулась к ремню с висящими на нем ножнами. Перерезать этому ничтожеству глотку — вот каким было сейчас его самое заветное желание. Но рука, так и не добравшись до ножа, застыла. Да, он конечно же заслуживал смерти. Но такая смерть принесет облегчение лишь ему одному. И тогда Наде он уже точно не сможет помочь. Пусть он и не заслуживает ее любви, но сделать все возможное, чтобы снасти девушку, просто обязан! А для этого должен пока оставаться живым и убраться отсюда подальше. Но убраться не просто для того, чтобы спасти свою ничтожную шкуру, а чтобы позвать на помощь тех, кто окажется не столь бесполезным, как он сам.
Кто это может быть, Нанас пока не знал. Но то, что он должен разбиться в лепешку и что-то придумать, — была не просто туманная мысль. В этом был теперь весь смысл его жизни. Короткой ли, долгой ли — все равно.
Занятый размышлениями, Нанас едва не прошел нужное место — за прошедшие дни выпавший снег замел все следы и запорошил сам снегоход. Выручил нюх; непривычный еще к «городским» запахам саам сразу учуял слабый запах бензина.
Парень подошел к «самобеглым нартам» и обмел с них снег по-прежнему замотанной шарфом рукой. Сразу вспомнилась Шека — как та перевязывала ему порезанную ладонь. Это воспоминание резануло почти так же больно, как и нож. Левой рукой, помогая зубами, он развязал тугой узел и, размотав окровавленную тряпку, отбросил ее с такой злостью, будто это несчастный шарф был виноват во всем случившемся.
Порез уже затянулся, хотя сжимать ладонь было еще больно. Нанас подумал вдруг, что рановато расстался с повязкой, — голую руку недолго и обморозить, но, к счастью, тут же нашел в кармане куртки рукавицу — видимо, туда ее сунула Шека.
Сплюнув с досады — от этого «напоминания» избавляться было бы чересчур опрометчиво и глупо, — юноша натянул рукавицу, затем взгромоздился на сиденье и повернул ключ, который так и торчал в замке зажигания.
Снегоход завелся не сразу. Нанас испугался, что бензина не осталось совсем. Он даже встал и, взявшись за руль, покачал машину. В баке успокаивающе булькнуло.
Мотор недовольно чихнул лишь на пятой попытке. На шестой — прокашлялся и деловито затарахтел. Юноша с облегчением выдохнул и развернул снегоход в сторону Мончегорска. Туда, откуда совсем недавно ехали они с Надей навстречу своей мечте. В принципе, ему было сейчас все равно, куда ехать, но выбирать не приходилось — путь на юг для него был пока закрыт.
Внезапно в голову пришла вызвавшая горькую тоску мысль: эх, если бы бензина было достаточно — тогда бы он поехал прямиком к Сейду и, если бы его не убили по дороге бандиты и радиация, остался бы жить со своим верным псом навсегда!.. Но юноша тут же вспомнил о Наде, и тупая боль, резанувшая по сердцу, заставила застонать от досады и отчаяния. Нет уж, пусть любимая считает его подлецом и предателем, но она заслуживает куда лучшей участи, чем сидеть в осажденном городе, ежеминутно ожидая смерти!
Нанас снова принялся думать, что он может сделать для ее спасения. Как назло, в голову вновь лезли только две не сулящие никакой пользы мысли: забрать Надю из Полярных Зорь он не имеет ни малейшей возможности, во-первых, и вне города девушка все равно будет обречена на гибель, во-вторых. Третья же мысль поначалу показалась ему настолько глупой, что Нанас даже помотал головой, словно надеясь ее оттуда вытряхнуть. Но мысль засела внутри крепко, и юноша, сдавшись, в конце концов с ней согласился. Да, как бы дико это ни звучало, но, чтобы спасти любимую, нужно спасти весь пресловутый рай — закрытые теперь для него Полярные Зори! И вновь ему пришлось признать, что сделать это в одиночку он не может ни при каких обстоятельствах. Но кого же звать на помощь?.. Впереди — населенный бандитами Мончегорск…